Из огорода – в Эрмитаж, или История одного клада (сборник) - Анна Филиппова

– Скажите – Маша обратилась к экскурсоводу, – откуда здесь эти фибулы?

– Это, наш местный археолог Крупейченко, это его находки.

– Он в Тихвинском районе вел раскопки?

– Да, вот почитайте, здесь все написано.

Маша стала внимательно читать текст на стенде. Написанное не прояснило происхождение фибул: перечислены места находок и год, когда производились раскопки.

– Здесь не написано, что это фибулы викингов, – обратилась снова Маша к экскурсоводу.

– Викинги? Нет, это Приладожская курганная культура. Девушка, читайте внимательнее, здесь же все написано.

Маша еще раз перечитала текст на стенде. Про викингов ничего не было.

«Но, эти фибулы не мог носить никто другой, кроме язычниц из Скандинавии», – подумала Маша усаживаясь в туристический автобус.

Дорога из Тихвина была долгой, но увиденное не выходило у Маши из головы. Слишком «темным» пятном оказались эти украшения на фоне общего безмятежного умиротворения царившего в монастыре и городке в целом. Как будто эти фибулы – свидетели какой-то страшной трагедии, произошедшей много веков назад.

– Может быть, я ошибаюсь? – Маша еще раз перечитала статью с описанием фибул. Сравнила рисунок и фото из музея.

– Нет, это именно эти фибулы Peterson 52, нашли себе пристанище в монастырских стенах. Откуда в Тихвинском районе женщины-викинги. Все мы конечно с детства знаем о походах «из варяг в греки», но разве средневековые торговцы и пираты совершали свои походы вместе с женами и детьми?

Кажется, в Петропавловке в «Музее истории Петербурга» было что-то от викингов.

– Сходим завтра с Максимом, посмотрим еще раз внимательно.

Музей в Петропавловской крепости Маша и Максим посещали часто, еще совсем маленький, Максим любил часами рассматривать макеты зданий, «первый автомобиль», «доходный дом», ему очень нравилось открывать дверцы и ящички, самому слушать в телефонных трубках развешанных в залах музея, как читают старые газеты. На археологию как-то все не хватало времени.

В небольшой низкой витрине в зале археологических находок на первом этаже были представлены предметы эпохи викингов: меч воина, плеть, женские украшения: браслеты, височные кольца, серьги ….и пара уже «знакомых» фибул.

Прекрасные русые волосы Ингигерд сами собой уложились в прическу, спадающие локоны льняным шелком чуть прикрывали плечи.

– Как она прекрасна, – подумал Ярослав, – я самый счастливый человек на свете.

Звуки горнов приглашали гостей к столу, зажженные факелы указывали путь в специально построенный для этого случая зал. Начинался пир, такой, какого еще никто не видел в Сигтуне.

Яства кружили голову своим видом и ароматом, огромные туши животных, зажаренные на углях, подавались на золотых и серебряных блюдах, запеченная рыба и птица самых лучших и дорогих сортов, красовалась на подносах с византийской вязью, вина на любой вкус в кувшинах, привезенных из восточных стран. Скоро они разольются в золотые и серебряные кубки редкой работы, в приготовленные для дорогих гостей рога, инкрустированные серебром и камнями. На скамьи, устланные мехами, привезенными из страны русов, постепенно рассаживались гости, облаченные в самые лучшие свои наряды и украшения, а здесь было что посмотреть! Многочисленные грабежи и набеги викингов оправдывались богатой добычей: жемчуга и самоцветы с востока, золотые и серебряные амулеты ювелирной работы из Европы, тяжелые гривны и фибулы скандинавских мастеров. Тончайшие шелка, лен украшенный золотым шитьем, нет, здесь не было места грубым домотканым одеждам. Только самые дорогие и изысканные, привезенные со всего света, поражающие своей роскошью.

За столы подали чаны с элем, бочки пива и бадьи с медом, каждый мог наливать, сколько хочет, вот где настоящее веселье!

Кто-то затянул песню о дальних походах, кто-то начал рассказ о славных подвигах, о великих людях, другие решили сыграть в кости, одна из знатных дам предложила исполнить танец в честь короля.

Гости веселились от души, «и не было там недостатка ни в веселье, ни в забавах, ни в угощениях».

Наконец начали говорить тосты, Ярослав поднял тост и произнес обет «вечной дружбы».

Вот дошло дело до испытаний силы, лучшие воины решили сразиться на мечах, но в честь радостного события, предстоящей свадьбы, решено было драться не до смерти.

Как изысканны доспехи викингов, кованые кольчуги, инкрустированные золотом и серебром шлема, как красиво их оружие, излучающее дух бесстрашия и уверенности в себе.

Не весела была лишь виновница торжества Ингигерд, так порой бывает, тот в честь кого устраивается праздник, грустит на нем больше всего. Ведь еще недавно она была невестой другого, Норвежского принца Олафа, которого она знала с детства, который посвятил ей сагу, и ничего не предвещало такого поворота событий. И вот отец, король Олаф Шотконунг, которого она боготворила и никогда не решилась бы ослушаться, неожиданно соглашается на предложение Ярослава, человека, чужого для Ингигерд, который старше, и был женат, правителя богатой и могущественной Гарды, страны русов, к тому же еще и хромого, а ее недавний жених, уже предлагает руку и сердце ее же собственной сестре и скоро их свадьба. «Как же это возможно, что никому не важно ее счастье, – думала Ингигерд, – конечно, она принцесса, и прежде всего должна блюсти интересы своего государства, но по-моему у простолюдинки больше прав, чем у нее.»

Ингигерд была подавлена. Все, во что она верила, в один миг оказалось лишь плодом ее воображения. А реальностью была по-прежнему лишь сухая расчетливость ее родичей.

Ярослав же был ослеплен ее красотой, ничего не замечал, щедро раздавал обеты и обещания, казалось, он нарочно торопит события.

Маша вчитывалась в сухие строки археологических отчетов: «…Костяк лежал ногами к северу, погребальная камера прямоугольной формы была разрушена с одной стороны». Хорошо, что сейчас в интернете все есть, так, посмотрим женские захоронения: «Погребенная, молодая женщина, 25–30 лет, зафиксирована головой на юго-восток, ноги согнуты в коленях, имеются остатки льняной ткани, поясной набор в полном комплекте, фибулы… височные кольца имеют следы разрушения…». Археологией она увлекалась с детства, мысль о том, что прямо под ногами может быть целая эпоха, забытая и потерянная, если случай ее не потревожит, кружила голову, будоражила воображение, делала обыденную жизнь наполненной каким-то иным смыслом. «Ведь это же были люди! – размышляла она, – И они страдали, любили, жили какой-то не совсем понятной нам сейчас жизнью, разговаривали друг с другом на языке не совсем похожем на наш сегодняшний. И мы можем сейчас узнать об их жизни лишь по тому, что осталось, тому немногому настоящему… каким-то осколочкам былой может быть роскошной или же наоборот очень бедной жизни».